Люди не только играют, но что важнее помнить — заигрываются. Это вроде бы лютая банальность, но как-то ее регулярно выпускают из внимания даже вполне взрослые и умные люди.
Вы что, думаете что фальшивые ветераны (это, кстати, не только для бывшего Союза характерно, в США себе вьетнамское прошлое тоже присваивала масса народу) каждую минуту осознают что они — фальшивка? Ничего подобного.
Самые упорные через десяток лет придумывают и «проживают» вполне убедительную жизнь в прошлом, строя себе из кусков художественных фильмов и воспоминаний о войне воображаемую, но осознаваемую как настоящая героическую биографию.
Реальные воспоминания вытесняются, становятся глуше и реже придуманных. И десяток лет повторений не обязателен, можно прокрутить все это гораздо быстрее.
Все разновидности тюремных экспериментов сводятся к тому что через небольшое время человек в форме охранника, исполняющий обязанности охранника — начинает ощущать себя охранником.
Мы — продукт того что мы делаем. Мысли тоже сюда входят, если мы достаточно долго и упорно им предаемся.
Что, Путин в 90-ых собирался стать несменяемым автократом в полицейском государстве? Да упаси боже, это в здравом соображении крайне малопривлекательная перспектива.
Но игры в «твердую руку», а затем «отца нации» стала сначала рутиной, а потом — образом мысли.
Пропагандисты тоже. Ну первые пару лет их глумление еще было постмодернизмом, они шутили и обыгрывали виртуальную фигу в виртуальном кармане. Но потом — маска все-таки приросла к лицу, наигранное чувство перестало быть самоироничным.
Мы (и они) становимся теми, кого играем. А если сопротивляемся этому процессу — просто становимся тем кто сопротивляется.
Актер играет актера, который играет Яго. Путин играет гибридного диктатора. Я играю в искренность и мудрость (получается худо).
