Когда я был значительно моложе, я был также еще и значительно правее (в политическом плане). Вообще очень многие мои сверстники с похожим бекграундом — в ранних 2000-ых стали исповедовать либертарианские и минархистские убеждения, как и я.
Это в целом вполне понятно — левую идеологию в советской образовательной системе, в советском ТВ и книжках — в нас заливали половниками, а пропихивали вантузом. Так что после исчезновения системы заталкивания, все это, простите за физиологию — было выдано обратно тугой струей. И прививка относительно разговоров о социальной справедливости и всеобщем равенстве была усвоена организмом на ура.
И при том что я во многом придерживаюсь правой парадигмы, которая стоит за ограничение влияния государства, экономию бюджетных средств, минимизацию экономической госрегуляции — признаю, за эти годы я стал гораздо левее. В нашей стране, с ее насквозь левой политикой это, впрочем, все равно не очень видно — но многие из тех правых, с которыми я еще лет пять был солидарен — сейчас мне уже не так близки.
Причин произошедшего достаточно много, и здесь, разумеется, изменение мира вокруг меня и моего положения в мире, мое взросление (если не сказать старение) и все такое.
Но есть и еще кое-что. За прошедшее время те правые, с которыми я общался, проявили две очень неприятные тенденции, которые меня от них оттолкнули.
- “Падающего толкни”. Хардкорный правый дискурс наследует классическое викторианское отношение к бедности и несчастью. Эти явления рассматриваются как некий вариант личного выбора, или как нечто, чем Бог или судьба наказывает человека за грехи. Словом — бедный виноват в том что он беден, несчастный плох тем что не сумел перебороть несчастье. В этом есть много правды — но не вся. И выводы, которые делаются из этой не всей правды — меня не устраивают.
- “Золотой век”. Опять же, часть правого дискурса рассматривает 19 век с его экономическим ростом и как пример некоего правильного положения вещей, райского сада, куда необходимо вернуться. Это меня не устраивает главным образом из-за того, что райский сад, будучи рассмотрен с точки зрения женщин, подростков, мигрантов, национальных и религиозных меньшинств — оказывается чрезвычайно похожим на ад. И восстановления его мне бы никак не хотелось.
На мой взгляд неприятие этих двух тенденция левым меня не делает (хотя смотря откуда смотреть), но многие вещи в моем восприятии изменяет.
Каждая из больших политико-идеологических систем, как ни крути, отражает именно тот уровень развития науки и технологии, который был доступен на этапе их разработки-реализации. Это простая вроде бы мысль, почему-то страшно выводит из себя адептов этих самых идеологий.
Марксизм появился в середине 19-го века, в мире завершившейся ПЕРВОЙ индустриальной революции. Именно ее итоги Маркс и суммировал в своем “Капитале”. И да, не надо забывать что в момент издания “Капитала” не существовало еще автомобилей, электрического освещения и радиосвязи. Это можно, разумеется, считать мелочами и “аппаратурой” в терминах Фагота-Коровьева, но это показывает на то как тогдашний уровень технологии и науки отличался от нынешнего.
Экономика для Маркса была игрой с нулевой суммой, где отнятое у одних присваивалось другими. Это происходило хотя бы потому что до появления внятного представления об играх с положительной суммой оставалось почти сотня лет. А если брать шире — вся тогдашняя наука была классической и детерминистской, до включения в рассмотрения всяческой нелинейности, квантования и относительности оставалось еще четверть века.
И рецепт относительно пролетарской революции в этом видении выглядит вполне логичным — убрать из системы паразитический капитал, оставив только производительные силы и трудящихся.
Попытка это сделать в реальной жизни произошла ровно сто лет назад.
И произошло это вовсе не в развитых странах с огромным пролетариатом (Германии и Британии, разумеется), а в преимущественно крестьянской России. Так что новой власти пришлось в срочном порядке проводить ту индустриализацию, по итогом которой Маркс создавал свой труд.
Но это так, в сторону.
Про коммунизм и Маркса мы знаем достаточно много (еще бы), но с остальными идеологиями ситуация аналогичная — историческая точка в которой они родились — определяет тот взгляд на мир, который теория предписывает своим апологетам.
С нетоталитарными идеологиями, разумеется, не так катастрофично. Никто не ЗАСТАВЛЯЕТ либертарианцев верить в рациональность потребителя и в необходимость ограничения экономической деятельности государства. Наоборот, это то что приводит их к либертарианству.
Но все равно, не стоит забывать что либертарианство и минархизм явились продуктом мира 20-го века, результатом развития мирового социализма и индустриального общества. Они ничего не “знали” о массовой компьютеризации, “прозрачном мире”, Гугле, big data, глобализме и сотовой связи всех со всеми.
Это может казаться опять же, чистой “аппаратурой”, но на мой взгляд — ей не является. Об этом, впрочем, в читайте уже в продолжении…
