В книге Юваля Харари меня зацепила часть где он повествует об аграрной революции и последовавшим за ней порабощении человека пшеницей и рисом.
Действительно, если говорить о жизни первобытных охотников и собирателей — она, похоже, была много здоровее, чем у первобытныго земледельца, вынужденного тяжко трудиться дни напролет, без малейшей механизации и даже тягловой животной силы (к этому пришли значительно позже).
В конце-концов к занятиям кочевого охотника-собирателя эволюция готовила человека пару миллионов лет, а к жизни хлебороба пришлось переходить за пару тысяч. Тут поменялся не привычный ландшафт, тут поменялось все — начиная от типа физической нагрузки и количества отдыха и заканчивая “демографической политикой”.
Плюс, разумеется, качество пищи — после какого-никакого разнообразия перейти на питание почти исключительно злаковыми — серьезнейшая проблема для имунитета и пищеварения.
Ладно, не буду спойлерить — читайте это у самого Харари, там подробнее и гораздо интереснее.
На следующий день после прочтения (да, я тормоз) мне пришло в голову что вся эта трагедия навсегда утративших свою экологическую нишу homo sapiens получила огромное отражение в культуре.
Концепция золотого века же. Конкретнее — пожалуй, самая известная в мировой культуре вариацию на эту тему — первородный грех и изгнание из рая.
Очень уж ярко подсвечена вся последовательность событий — от житья в райском саду-лесу до момента невольного отказа от него и перехода к трудной жизни (от слова труд).
Здесь и невозможность вернуться к старому положению вещей (да, в реальной жизни там вовсе не ангел с огненным мечом, но ситуация, пожалуй, даже безнадежнее). И резкое повышение рождаемости, и как следствие — детской и женской смертности (в муках будешь рожать и так далее)
Может ли этот древний миф быть действительно отражением трагедии неолита? Неужели есть какая-то ниточка памяти, соединяющая современный мир и доисторический мир последних охотников-собирателей? Или просто совпадение, помноженное на тесячелетия врастания в мировую культуру?