lit matchstick

Бумеры и сверхбумеры. Окончание.

Принято считать что  американский бэби-бум  происходил между 1946-ым и 1964-ым годами. Если поколение советских бумеров ограничить этими рамками (а я бы сузил), то у нас получится вот что: конец СССР бумеры встретили людьми уже взрослыми, но совсем не старыми. Самым молодым из них было под тридцатник, а первой волне, родившимся сразу после войны — 45.

Таким образом, их самый продуктивный (во всех смыслах) период пришелся именно на 90ые годы того века. И да, не забываем что в тот момент совбумеры составляли самую большую демографическую когорту,

Их готовили к совершенно другой, советской жизни (и это важный момент, к которому я еще вернусь), и они к этой жизни были вполне готовы и уже начали осуществлять свои жизненные планы.

И внезапно все меняется, часть их жизненных навыков оказывается абсолютно бесполезными, зато отсутствует часть того, что современный человек считает самоочевидным и базовым. В результате — планы у многих тогдашних бумеров накрываются медным тазом, а девяностые годы получают для них приставку «лихие».

Но бумеры ведь не просто «пострадали от девяностых» — они же и были творцами этих самых девяностых.

Да, очень многое было наследством других эпох, но все равно — именно бумеры были движущей силой девяностых. Пространство бывшего СССР никто не оккупировал и не насаждал чуждых порядков — вся постсоветская рыночная экономика и общественная жизнь были реализована именно теми, кто жил в стране и до того. И основная масса среди них была советскими бумерами.

Да, кстати, новые богачи, возникшие из ниоткуда в те годы — почти все  были по возрасту бумерами.

В «Generation П», книге знаковой и как раз про те годы, главный герой, работая в киоске, приобретает «цинизм, бескрайний, как вид с Останкинской телебашни». И хотя означенный герой принадлежит к другому поколению, Виктор Пелевин как раз из поздних бумеров, и когда он пишет про бескрайний цинизм — он хорошо знает о чем говорит.

Личные качества того поколения, о которых я говорил в предыдущей части — нацеленность на материальное благополучие, недоверие к власти, цинизм, атомизированность — все это очень четко отразилось в 90-ых и начале 2000-ых.

Политики, которые пришли (и даже те которых привели) на политическую сцену в 90-ых, были, если можно так выразиться — сверхбумерами. Они отвечали на запрос электората, его представления о власти и о себе. Личное материальное благополучие как синоним успеха, цинизм, ограниченный советский кругозор. Это все заворачивалось в благопристойную обертку, но именно это тогдашний успешный политик мог продать массовой аудитории.

Примеры — путин, лукашенко, жириновский, янукович.

Тут сейчас рискованный момент — я не хочу в сотый раз погружаться в психологию диктаторов, я здесь говорю о том что они продают поколению бумеров и как взамен покупают их обожание и поддержку.

Я уже говорил и повторяюсь — бумеры чрезвычайно травмированное поколение. В девяностых они приложили всю свою психологическую энергию для того чтоб приспособиться к изменениям. И теперь любые изменения им кажутся огромной опасностью. Особенно сейчас, когда они далеко не так молоды и гораздо менее гибки.

Сверхбумеры предлагают им стабильность. А когда ее перестает хватать — иллюзорную возможность возвращения в тот век, в молодость, в «правильную жизнь». Потому что где-то внутри бумеров все еще живы, в дикой какой-то форме, те самые крепко вколоченные советские истины. Они ведь очень крепко вколачивались, пропитывали насквозь всю советскую культуру того времени.

Ну да, и не будем забывать что сверхбумеры — сами вовсе не имунны к своей пропаганде. Они хоть и сверх, но тоже бумеры. И внутри них, даже дико хитрых и лицемерных, тикает все та же советская программа. Они видят что молодежь растет не такими как они, что возврат в прошлое с каждым годом все менее вероятен — и в отчаянии бьют ногой по столу, сбрасывая фигурки с доски (и топча эту доску).


А теперь пару слов не об истории, а наоборот, о том что еще не закончилось. Об этой войне и о том чему может нас научить история и трагедия бумеров.

Мы сейчас переживаем чудовищно сложный период нашей жизни. Где мы, как и бумеры девяностых — должны напрячь всю свою готовность изменяться и выживать. И нам, в отличие от того поколения очень важно в результате не застыть памятниками самими себе и своему довоенному времени.

Нам нужно сохранить здравый смысл и силы для той жизни, которая наступит после войны. Не знаю как, но мы должны оказаться сильнее происходящего.

Не выгореть и не сломаться.